Сюзанна и Александр - Страница 126

126

Впрочем, что и говорить: я думала не только о нем. Конечно, все мои чувственные воспоминания, сны и фантазии были связаны чаще всего с ним, но я знала, как сложны мои с ним отношения, и понимала, что не он один мужчина на свете. Если он ездит к графине Дэйл, я тоже могу предпринять попытку такого рода. Я ведь привлекательна. И я никогда не жаловалась на недостаток мужского внимания. Надо только поехать в Ренн, найти там какого-нибудь мужчину и разом сделать две вещи — отомстить Александру и успокоить себя!

Так думала женщина, но иногда во мне просыпалась изысканная, умная, благородная и образованная аристократка, и тогда мне становилось стыдно своих мыслей. Все-таки следует держать себя в руках. Мне нельзя натворить глупостей. Я должна забыть немного о себе и помнить только о детях. Тут вот война надвигается, а Филипп еще так мал. Я должна всецело посвятить себя ему.

«И все-таки, — подумала я со злостью, возвращаясь к своим прежним размышлениям, — это Александр виновен во всем. Он разбудил меня и, разумеется, сделал это нарочно. Я была так спокойна до этого! А он… он заставил меня думать о нем часами».

Я не могла бы сказать определенно, люблю ли его. Но его отношение меня задевало, это без сомнения. А еще определеннее было то, что, если бы он настаивал, я бы… я бы вряд ли смогла отказать.

Я ничего не хотела говорить Маргарите о том, что произошло на берегу, и в который раз убедилась, что утаить что-либо от нее трудно. Пока я тайком пыталась привести в божеский вид чуть распухшую нижнюю губу, горничная дважды прошла мимо меня и вдруг, видимо, не выдержав, вскричала:

— Надо мокрое полотенце приложить, вот что, мадам! А на вашем месте я бы отхлестала герцога этим полотенцем по лицу, потому что, видит Бог, он ведет себя не так, как подобает дворянину!

— Успокойся, — сказала я апатично. — Это такой пустяк.

— В наше время все стало пустяком — даже то, что раньше было неслыханным, — проговорила она ворчливо.

Под влиянием ее слов во мне снова всколыхнулся гнев, и я оставила всякие попытки привести себя в порядок. Черт побери, я для любого достаточно красива, и, кроме этого, пусть Александр видит, что он со мной сделал. Может быть, ему хоть чуть-чуть будет стыдно.

Я не спускалась вниз и не показывалась в столовой. Как и следовало ожидать, никто не удосужился поинтересоваться причинами такого моего поведения. Наступил вечер, и мелодичный звон колокольчика известил о том, что уже пора ужинать. Прошло несколько минут, и я, сидевшая в кресле-качалке у распахнутого балкона, услышала стук в дверь. Это была Элизабет.

— Спуститесь ли вы к ужину, мадам? — спросила она.

— Кто вас послал? — в свою очередь спросила я, не глядя на экономку, ибо по-прежнему чувствовала к ней неприязнь.

— Его сиятельство.

Подобный ответ удивил меня. Я решительно произнесла:

— Передайте его сиятельству, что отныне он будет иметь удовольствие ужинать со своей любимой старой бабкой, ибо я больше никогда за общий стол не сяду.

— Вам принести ужин сюда, мадам?

— Нет. Мне ничего не надо.

— С вашего позволения, мадам.

«Итак, — подумала я, — он звал меня. Зачем? Чтобы снова сделать что-то подобное тому, что было на берегу?» Вообще-то первое, что ему следовало бы сделать, — это попросить прощения. Но я даже не ждала ничего такого. Он никогда не был скор на извинения.

Я осталась у себя, но удовольствия мне это не доставило. Мне было скучно. И тоскливо. Маргарита рано улеглась спать, и даже ее ворчание меня уже не развлекало. Как на грех, под вечер стало так жарко, что даже сидеть спокойно я не могла. Чтобы хоть чем-то занять себя и освежиться, я сама сделала себе ванну из прохладной, душистой воды, долго нежилась в ней, долго любовалась собой в серебряных зеркалах, касаясь шелковистой кожи на шее, груди, касаясь пальцев ног, лодыжек и бедер, но неясного томления в теле и тоски унять так и не смогла.

«Как грустно, — думала я, плескаясь в прохладной воде маленького бассейна. — Счастливые минуты можно по пальцам пересчитать, а несчастливых — сплошная полоса лет в десять, не меньше!» Я, наконец, встала, распустила собранные на затылке волосы, откинула назад их сверкающую тяжелую волну — они у меня были золотистые, как у русалки. Из-за жары совсем не хотелось одеваться. Я прошлась по ванной комнате, наслаждаясь прикосновениями босых ступней к прохладному кафельному полу, потом все-таки решилась и лениво набросила прозрачный белый пеньюар. Я так давно не носила белого… Вернувшись в спальню, я стала расчесывать волосы, разглядывая себя в зеркале, — глаза у меня были сейчас черные, как ночь, огромные, томно-бездонные, сочные нежные губы казались свежее, ярче, чувственнее, по золотистой прозрачной коже щек разливался румянец. Вид у меня был какой-то зовущий, податливый. Что бы это значило? Краснея еще больше, я бросила щетку и пошла в постель.

Сон не приходил ко мне, хотя ничто существенное меня, казалось, не тревожило. Разве что тихий шум листвы за распахнутыми окнами. Было жарко. Даже прикосновение шелковых простыней раздражало меня. Где-то ближе к полуночи я услышала, как капли дождя шумят среди листьев. Летний дождь прошел и тут же испарился, не принеся прохлады. Или мне только так казалось? Ясно было только то, что я не могу спать. Устав ворочаться с боку на бок, вконец от этого измучившись, я поднялась, зажгла бра у изголовья и взяла книгу, забытую здесь вчера Авророй.

Это был какой-то том, изданный лет двести назад. Пролистав наугад несколько страниц, я наткнулась на сделанную от руки картинку, изображавшую мужчину и женщину, обнаженных, в любовном экстазе. Тела были выписаны рельефно, сочно, как раз в духе того времени. Чертыхнувшись, я захлопнула книгу. Меня снова бросило в жар. Не выдержав, я поднялась, нашла домашние туфельки и, взяв свечу, направилась к двери. Спать я все равно не смогу. Надо пойти в библиотеку, найти какую-нибудь книгу поспокойнее, чтобы отвлечься. А может быть, и что-то другое гнало меня прочь из комнаты. Может быть, мне просто надо было пройтись и чуть прохладиться.

126