Сюзанна и Александр - Страница 140

140

— Вы слишком поздно заметили во мне все эти качества, — прошептала я сдавленно.

— Я всегда замечал их. Просто долгое время после того, что случилось осенью, не хотел признавать их в вас. Невероятно было поверить, что женщина, совершившая такое, может обладать столькими достоинствами.

— И из-за вашего каприза мне пришлось столько вытерпеть.

Я пробормотала — яростно, враждебно:

— Вы просите прощения за тот случай на берегу. А все остальное? Я жила лишь уверенностью в том, что вы меня любите. И я поняла, что это не так. Если бы вы любили меня, вы не выгнали бы свою жену в одной рубашке под ноябрьский дождь. Вы бы не позволили этой вашей англичанке издеваться надо мной прямо на ваших глазах… А ваш брат и эта старуха? Да вы хоть представляете, что мне пришлось пережить? Меня никто не унижал так, как вы.

— И все-таки я люблю вас.

Впервые услышав такое за последние восемь месяцев, я была ошеломлена. Опомнившись, я пробормотала:

— Это уже не имеет значения.

— Я и сам представляю, как слабо звучат мои слова сейчас. Любовью не все можно оправдать, вы это хотите сказать?

Я кивнула.

— И все-таки я прошу простить меня. Еще и еще раз прошу. Я люблю вас, дорогая. Я хорошо понимаю это.

— Вы просто устали от своей… своей англичанки, — проговорила я, закрывая лицо ладонями. — Вам стало скучно. Вам захотелось разнообразия!

Он не ответил. Я решительно произнесла:

— Я не могу забыть, Александр. И простить тоже не могу. Я уже не та, что раньше.

Словно не слыша меня, герцог сказал:

— Ревность — это как наркотик. Я был слаб перед силой этого чувства. Я все же слишком любил себя. И сейчас… — он едва заметно усмехнулся, — не уверен, достоин ли я даже взять вас за руку.

— Почему именно сегодня вы решили сказать все это?

— Сегодня я набрался смелости признаться. Продолжать делать ошибку за ошибкой, исходя из чувства гордости, — это показалось мне глупым. Я увидел ваши слезы, Сюзанна. Они никогда не были притворными.

И совсем уже тихо он закончил:

— Я давал слово никогда не заставлять вас плакать.

У меня сжалось сердце.

— Александр, скажите мне только одно…

— Что?

— Вы не жалеете, что епископ не дал вам развода?

— Не жалею.

Сжимая мою руку, герцог произнес:

— И даже если вы не можете простить меня, я все равно прошу прощения. Мне даже ничего не хочется знать.

— Чего именно?

— Всех обстоятельств того прискорбного происшествия.

— И напрасно, — произнесла я сухо. — Если бы вы хоть раз проявили желание послушать подробности, вы бы поняли, как беспричинно было ваше ожесточение.

Я почувствовала, как напряглась его рука. Я впервые столь смело затронула вопрос, о котором даже заикаться раньше боялась. Это могло привести его в бешенство. Но, с другой стороны, мне сейчас было все равно. Я была успокоена его словами, но пустота и безразличие в душе оставались. Впервые, пожалуй, я была так безучастна и равнодушна к Александру.

— У меня что-то перегорело в душе, — произнесла я едва слышно, сама не замечая, что говорю вслух. — Но ради Филиппа мы обязаны это вытерпеть.

— Вытерпеть что?

— Наш брак…

Это слово будто упало с моих губ. Я подняла голову и погасшими глазами поглядела на Александра.

— Невероятно, — сказал он, пристально наблюдая за мной. — Когда я вел себя иначе, вы были полны жизни, а теперь, когда я попросил прощения, вы стали словно потерянная. Еще полчаса назад, обвиняя меня и говоря о дочери Эжени, вы вся пылали. Что же случилось?

— Не знаю. Может быть, мне теперь нечего добиваться.

— Сюзанна, — сказал он требовательно, — что вы чувствуете ко мне?

— Ничего.

Я сказала правду. Но он не рассердился. Усмешка тронула его губы, и он сильнее сжал мою руку.

— Такое уже было. Я не боюсь безразличия. Я завоевал вас один раз, завоюю и во второй.

— Вряд ли. Я уже не та, что прежде.

— Вы не знаете меня, дорогая.

Он не понимал. Я попыталась объяснить, сделав жест рукой:

— Александр, это все напрасно… Я уже не та, поймите. Я теперь стала взрослая. На меня мало что подействует. Я одного прошу: оставьте меня в покое.

— Хорошо, — неожиданно согласился он. — Только не сегодня. Договорились?

Я безучастно кивнула. Дождь все лил и лил… Мне было до того тоскливо, что слезы снова набежали мне на глаза и капнули прямо на руку Александра.

— Вы плачете, — сказал он, вздрогнув.

— Это дождь, — возразила я несмело.

— Нет, вы плачете. Боже мой, я не могу это видеть.

Он взял в ладони мое лицо. Я отчаянно старалась не плакать. Он привлек меня к себе — нежно-нежно, как ребенка, и поцеловал сначала лоб, потом мои заплаканные глаза.

— Боже мой, — прошептал он дрогнувшим голосом. — Я же люблю вас, cara.

Он снова поцеловал меня. А мне вдруг стало так больно от воспоминаний о нашей любви, о том, что уже не вернется, о том, какая я теперь стала — безучастная и слабая, — мне стало так больно и жалко, что слезы сами полились у меня из глаз. Задыхаясь, я обвила руками шею Александра в каком-то отчаянном порыве, словно пытаясь вернуть утраченное, и наши губы встретились.

Его пальцы погружались в волосы, ласкали шею, затылок. Я полуоткрыла рот, мы принялись целоваться короткими, ласкающими, мимолетными поцелуями, одно беглое прикосновение губ сменялось другим; потом его язык мягким нажатием разжал мои зубы, и Александр прильнул к моему рту так страстно и жадно, словно хотел подчинить себе. Я, впрочем, нисколько не сопротивлялась. Этот поцелуй поддержал меня, придал сил.

140