Сюзанна и Александр - Страница 30


К оглавлению

30

«Мне везет, — мелькнула у меня мысль. — Я столько глупостей наделала, была так неосторожна, что без везения давно бы попалась. Видимо, правда на моей стороне».

Впрочем, как можно говорить «видимо»? Из-за этой проклятой мигрени в голову приходят совершенно нелепые вещи!

Держась за перила, я поднялась на второй этаж, где, как я помнила, должен был быть довольно удобный диван. Но, так и не дойдя до него, а лишь миновав ступеньки, я ощутила такую слабость, что рухнула ничком прямо на пол.

Наступила минута полного, абсолютного покоя. Тревоги, мысли, силы — все покинуло меня. Я забылась, наслаждаясь собственной неподвижностью, и на миг стала будто слепа и глуха ко всему. Но это продолжалось недолго. Сознание возвращалось, и я поняла, что нужно встать. Надо сделать еще несколько шагов. Всего два шага…

Кое-как я встала на колени и доползла до дивана. На нем было гораздо мягче, чем на полу, и блаженная истома охватила меня.

Я еще успела подумать о Баррасе. У меня ведь была назначена встреча с ним. Но разве я могла туда пойти? Без сомнения, он уже знает о том, что меня объявили убийцей Флоры, невинной порядочной гражданки. Да если бы и не знал, я бы все равно не могла к нему явиться в одной нижней рубашке. У меня ужасный вид.

И, кроме всего прочего, я была не в силах куда-либо идти, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

5

Проснулась я от холода.

Дождь барабанил по крыше. Капли из открытого на чердак люка падали на пол, их брызги разлетались и касались даже меня. Я чувствовала себя изрядно замерзшей. Поглядев в люк, я сделала вывод, что сейчас, должно быть, раннее-раннее утро. Небо было еще почти темное, не залитое огнем рассвета. Ветер на улице был сильный, я слышала, как гнутся под ним деревья.

Боли больше не было. Я чувствовала себя здоровой. Я могла идти. И я даже ощущала голод. Вспомнив о еде, украденной у сторожа, я съела сперва рогалик, а потом сгрызла яблоко. Дождевая вода, падающая через люк, позволила мне умыться. Порывшись в вещах, которые чудом уцелели, я среди всяких мелочей отыскала гребень и стала причесываться. Мало-помалу события вчерашнего дня начинали вырисовываться в моем сознании. Да, конечно, подумала я, головная боль уже прошла, и это хорошо, но мое положение остается почти безвыходным. У меня нет даже одежды. Нет денег, чтобы эту одежду купить. Меня ищет полиция. Так что положение не «почти безвыходно», а безвыходно, и все тут.

Кто мне может помочь? Кто в силах сокрушить Клавьера? Никто. Этот негодяй давно уже всех купил. Он поставил меня в такое положение, что я даже деньгами своими не могу воспользоваться. Стало быть, я должна думать не о том, как оправдаться, а о побеге в Бретань. Но и это решение порождало многочисленные проблемы.

Ах, если бы у меня хоть пистолет был! Тогда бы я…

Не закончив своей мысли, я застыла на месте. Громкие голоса донеслись со двора, и луч фонаря прорезал темноту. К счастью, сторож был глух, и это заставляло всех, кто обращался к нему, говорить как можно громче. Разговор велся почти на уровне крика.

— Что? Что вы говорите? — переспрашивал сторож.

— Мы хотим осмотреть дом, болван! Подавай-ка ключ!

«Полиция», — решила я сразу, и кровь застучала у меня в висках. Впопыхах схватив свой плащ и шляпу, я, будто в лихорадке, стала спускаться по лестнице. С превеликим трудом мне удалось вспомнить, где же то окно, через которое я вчера проникла в дом. Я спрыгнула на землю и при этом так ушиблась, что на несколько секунд онемела от боли. Потом, когда первый шок прошел, я бросилась бежать не разбирая дороги.

Мало-помалу до меня дошло, что за мной никто не гонится, и это успокаивающе подействовало на мое сознание. Задыхаясь, я перестала бежать, а потом пошла еще тише. Дождь, кажется, прекращался, но я уже слегка промокла. Я стала оглядываться по сторонам, пытаясь определить, где нахожусь; из-за волнения мне это долго не удавалось.

И, как-то вдруг бросив это занятие, я подумала о Талейране.

Я не знала, где он сейчас, чем занимается, находится ли в Париже. Но я сразу поняла, что Талейран — единственный человек, который обладает большим влиянием, большими связями и большой властью, единственный, кто выказывал мне расположение. Я, конечно, не могла назвать его другом. Но что-то в нем вызывало у меня симпатию. Он был негодяй, но уж очень очаровательный негодяй. И, кроме этого, я больше не знала, к кому обратиться.

Надо отправляться к нему. Нельзя упустить эту последнюю ниточку. Сейчас раннее утро — Талейран, должно быть, еще дома, а не в министерстве. При условии, конечно, что он ночевал не у любовницы. Любовниц у него было множество.

Я снова стала оглядываться вокруг и снова не могла определить, по какой улице иду; тогда, отчаявшись понять это самостоятельно, я обратилась к первой попавшейся мне молочнице с нелепым вопросом:

— Скажите, сударыня, где я нахожусь?

— Да ведь это улица Эшель, милочка! Совсем рядом с Карусельной площадью!

Я вздрогнула. Да, так и есть… Вероятно, только волнение и утренний туман не позволили мне понять это самой. Я была почти на площади Карусель, так близко от своего врага — Клавьера, который жил в моем доме и организовал всю эту травлю. Я закусила губу, чувствуя, как ненависть подкатывает к горлу. Нет, в Бретань я просто не имею права убегать. Надо поставить этого подонка на место. Я была готова руками рыть землю, лишь бы он понял, что зря со мной связался.


Я могла передвигаться по Парижу только пешком, поэтому, когда добралась до улицы Варенн, было уже около девяти часов утра. Пожалуй, лучше было бы отправиться сразу в министерство. Но, может быть, мне повезет, и я все-таки застану Талейрана.

30