Сюзанна и Александр - Страница 56

К оглавлению

56

— И что же, он делал это из-за ваших прекрасных глаз?

В голосе Поля Алэна слышалась настороженность. Я задохнулась от возмущения.

— Ах вот как? Стало быть, вы нисколько не рады за брата?

— Я унижен, черт побери!

— Что-что? — переспросила я, не веря своим ушам.

— Я унижен тем, что вы ходили с протянутой рукой к нашим врагам! Представляю, как это их забавляло!

У меня пропал дар речи. Впервые я засомневалась, так ли уж умен Поль Алэн, как я думала. И так ли уж он любит брата.

— Знаете, — сказала я холодно, — Бретань очень плохо на вас действует. Вы совсем отстали от жизни. Слушая вас, можно подумать, что мы живем еще при Старом порядке!

— Я всегда живу при Старом порядке и горжусь этим. Я никогда не признавал всех этих ничтожных республиканских учреждений.

— Это свидетельствует лишь о том, как вы слепы.

— Я не слеп, черт побери! И именно потому, что я не слеп, меня мучает мысль: почему республиканцы отнеслись к вам с такой симпатией?

— За то, что Баррас сделает для Александра, мне придется заплатить двести тысяч ливров, — произнесла я сухо. — Теперь вы понимаете? Может быть, теперь вы хоть для приличия изобразите радость!

Он долго не отвечал. Потом воскликнул, хватаясь за голову:

— Баррас! Подумать только, Баррас! Да еще Талейран! Вы думаете, Александр будет рад, узнав, что обязан своим возвращением таким подонкам?

— Дай Бог, сударь, чтобы наши друзья-роялисты помогли нам так, как эти подонки.

Помолчав, я добавила:

— Кроме того, мне кажется, Александру незачем обо всем этом знать.

— Похоже, вы боитесь его реакции.

— Нет. Не боюсь. Я уверена, что он не так глуп, как вы. И был бы более благодарен. А вам… вам я вообще поражаюсь. Вы повсюду твердите, что любите брата, а сами даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему! Вы хотели бы, чтобы он вернулся, но боитесь замарать руки. Вы предпочли, чтобы грязную работу взяла на себя я, а потом дошли до того, что стали обливать меня презрением!

— Не выдумывайте чепухи. Вам следовало бы помнить, что сохранять достоинство следует даже в оковах, и не идти ни на какие соглашения с врагами.

— Вероятно, Поль Алэн, у вас будет возможность последовать этим очаровательным принципам. Когда вы будете нуждаться в помощи, ваша будущая жена, несомненно, ограничится лишь молитвами за вас.

Уже выходя, я добавила:

— Подозрительность — плохая черта характера, Поль Алэн. Мне жаль, что я обнаружила ее в вас.


Мне удалось собрать двести тысяч ливров — благодаря еще и тому, что Поль Алэн привез из Белых Лип некоторую сумму денег. Через пять дней вышло постановление об амнистии, и среди самых разных имен, мне неизвестных, было и имя Александра дю Шатлэ. Я знала адрес адвоката Александра в Лондоне и тотчас же отправила в его контору все сведения о вышедшем постановлении. Я надеялась, что очень скоро герцог обо всем узнает.

Мне оставалось радоваться в одиночку. Я давно поняла, что ожидать какой-либо благодарности бесполезно. Поль Алэн после того памятного разговора много потерял в моих глазах. Я сделала вывод, что он либо не дорос до понимания важных вещей, либо не способен их понимать. И вообще, все эти громкие фразы мне до смерти надоели. Я терпеть не могла таких мужчин, как Поль Алэн, — фразеров, которые сражаются за благородные идеалы, проливают кровь ради какой-то высшей цели, а близким своим доставляют беды и неприятности. Готовы заставить родного брата всю жизнь жить за морем, но не упасть в глазах друзей-шуанов и быть непреклонными до конца. Словом, прежней нежности к Полю Алэну я не чувствовала.

10 июня 1798 года мы все вместе вернулись в Белые Липы, и дела поначалу поглотили меня так, что я уже ни о чем не задумывалась.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
КОГДА ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

1

Филипп, крепко обхватив мой указательный палец всеми пятью своими пальчиками, гордо топал рядом со мной, то и дело задирая головку и будто спрашивая взглядом: ну, как я — хорош? Я кивала:

— Ты хорошо идешь, малыш. Ты моя прелесть.

Тенистая аллея, ведущая вдоль речки в глубь парка, состояла из старых лип, каштанов, грабов, которые своими распростертыми ветвями образовали зеленый свод, а в просветах между ними открывались каменные нагромождения и гранитные скалы. Одуряюще пахло липами.

— Смотри, мой милый, — сказала я. — Это ели. Видишь, какая у них хвоя? Зеленая, сизая, голубая, золотистая… Их привез твой прадед из Америки. Это было более ста лет назад.

Филипп смотрел на меня совершенно безмятежно. Я знала, что он вряд ли что-нибудь понял, но все равно говорила. Говорила обо всем, что только приходило в голову. Я хотела, чтобы он запомнил мой голос, чтобы полюбил его. Мы ведь так долго были разлучены.

Он подергал меня за палец.

— Ма! — сказал он, — махнув ручонкой. — Туда, ма!

— Конечно. Мы пойдем только туда.

Он хотел к Чарующему озеру, чьи воды сейчас сияли под солнцем. Когда Филипп смотрел на меня так, как сейчас, у меня появлялось почти непреодолимое желание подхватить его на руки, прижать к себе, осыпать поцелуями — словом, сделать что угодно, лишь бы поближе ощущать его. Но я со вздохом сдерживала такие порывы, зная, что Филипп будет яростно протестовать. Он хотел ходить сам. И он уже довольно хорошо ходил. Его ножки, обутые в легкие вышитые башмачки, то и дело топали по дому и дорожкам вокруг дворца.

Но, честно говоря, сегодня мы впервые совершали столь длительное путешествие. Филипп сам определил, где ему угодно остановиться. Он сел в траву, явно заинтересовавшись шмелем с полосатой бархатной спинкой, который полз по стеблю повилики.

56