— Папа! Папа приехал!
Александр оставил меня и, схватив их в охапку, поднял на руки, посадил на плечи — каждую на одно плечо. Они теребили ему шляпу, волосы.
— Ах, папочка! Мы так тебя любим!
Изабелла наклонилась и, рискуя упасть, потянулась рукой вниз. Я только сейчас поняла, что ее привлекло: орден на груди Александра.
— А что это такое, папочка?
— И правда, — подхватила я. — Что это?
Я подошла ближе и пригляделась. Это был золотой мальтийский крест с белой окантовкой и золотыми лилиями в углах.
— Александр, не может быть… Орден святого Людовика?
— Почему не может быть? Я же стрелял в Гоша. За это и награжден.
Это был орден, который более других почитался аристократами. Его вручали за боевые заслуги военным, прослужившим не менее двадцати восьми лет. Его девизом было «Награда воинскому мужеству».
— Александр, но что же вы молчите? Рассказывайте!
— Святого Людовика мне пожаловал король. В этом году исполняется ровно двадцать восемь лет, с тех пор как я вступил в армию.
Я зачарованно смотрела на мужа. Мне было известно, что в армию его зачислили десятилетним мальчиком.
— Я поздравляю вас, милый. И так горжусь… Надо же, мой муж — кавалер ордена святого Людовика!
Помолчав, я нежно упрекнула его:
— И вы молчали! Вы допустили, чтобы я узнала об этом только сейчас.
— Папочка, — вмешалась Вероника, — а кто такой Гош, в которого ты стрелял?
— Это хороший генерал, дорогая. К сожалению, он был синий и очень мешал нам. Теперь он умер.
— Умер? А что такое умер?
Я решила прервать эту беседу:
— Полно, полно! Александр, если вы будете отвечать на все их вопросы, мы до вечера отсюда не уйдем.
Он ссадил девочек на землю, взял их за руки и произнес:
— Пойдемте-ка лучше домой. Мне кажется, вам понравится то, что я привез вам из Англии.
Они не хотели ждать, услышав о таком. Чинно пройдя вместе с Александром несколько шагов, они вырвались и побежали к дому так, что их светлые чепчики быстро исчезли за деревьями. Я отправила Эжени проследить за ними. Потом взглянула на мужа.
— Вы такой хороший отец. Я никогда даже не мечтала, что эти бедные малышки получат такого отца.
— Я вас просил не говорить об этом. Если я взял на себя обязательства, я должен их исполнять. Что может быть естественнее.
— Всякий добрый поступок заслуживает оценки, — прошептала я. — И вы не заставите меня не видеть всех ваших достоинств.
Улыбаясь, он снова поцеловал меня. Я прильнула к нему всем телом, отвечая на поцелуй. Его руки, сжимавшие мою голову, жадно скользнули ниже, на грудь, рванули шнуровку корсажа. Он наклонился, его губы, лаская шею, спускались все ниже, пока не сошлись вокруг напрягшегося соска. Я подчинилась его нетерпению, позволила опрокинуть себя на траву. Им владело такое желание, что он не мог терпеть. Все еще целуя мой рот, он вздернул вверх мои юбки, одним резким движением расправился с нижним бельем, и я с содроганием ощутила у самого входа в мои глубины его плоть — большую, налитую силой и мощью. Он проник внутрь так неистово, что с моих губ сорвался невольный крик, и я на миг задохнулась и даже изогнулась под ним. Видимо, после того, что случилось недавно, я еще не совсем оправилась. Он, вероятно, заметил, что что-то не так, но остановиться не мог. Впрочем, дальше все было как обычно: я уступила его натиску, открылась ему вся, без остатка и, повлажнев, почувствовала даже что-то приятное.
Он выскользнул из меня, устало лег рядом. Я слышала его прерывистое дыхание. У меня по ногам ползали муравьи, и я поспешила подняться, чтобы оправить платье. Он удержал меня за руку.
— Что случилось? Я был слишком груб?
— Нет, все хорошо, — прошептала я улыбаясь.
Александр привлек меня к себе и так внимательно заглянул в глаза, что я невольно смутилась.
— Впрочем, я же знаю, что вы никогда не признаетесь, даже если действительно все было плохо. Не грустите, дорогая. Я просто слишком хотел вас, поэтому был невнимателен. Простите, если я был груб.
Я убрала соломинку из его волос. Потом наклонилась и поцеловала его — долгим, жарким поцелуем, чувствуя ответное тепло, его язык у себя во рту. Сдавленный стон сорвался с его губ.
— Нет уж, давайте лучше уйдем отсюда, Сюзанна. Иначе я превращусь в пепел.
— Я только хотела сказать вам, что люблю.
— Я тоже вас люблю. Но давайте уйдем, пока еще есть возможность.
Он помог мне подняться, даже отряхнул мне платье. Сейчас, по возвращении, он казался мне даже заботливее, нежнее, влюбленнее, чем раньше. Стыд и тоска охватили меня. «Господи, — подумала я невольно, — как было бы хорошо, если бы я могла наслаждаться всем этим без задних мыслей, без воспоминаний о том, что сделала плохого!»
Мы пошли к дому. Александр прижимал меня к себе, обхватив за талию.
— Есть еще кое-что, что я хочу сделать больше всего на свете.
— Что же? — спросила я.
— Мне хочется увидеть сына.
Близняшки и Эжени, вернувшиеся раньше нас, подняли в доме переполох. Когда мы показались на главной аллее, целая армия лакеев и служанок в фартуках встречала нас на крыльце. Явился встречать хозяина управляющий, даже Люк и тот прибежал из конюшен. Я видела, как медленно выходит из дома восьмидесятилетняя Анна Элоиза. Не было только старого герцога, ему не рекомендовали подниматься с постели. Кроме того, его надо было осторожно подготовить к мысли о возвращении сына.
Александр склонился перед старой герцогиней де Сен-Мегрен, поцеловал ее морщинистую руку. Она потрепала его по щеке и долго разглядывала. Я с удивлением заметила в ее бесцветных глазах слезы.